Чужая фамилия: непростая история жизни мордовской семьи

Недалеко от Каласева за рекой Алатырь в Ардатовском районе есть местечко, которое жители Лесозавода до сих пор называют Телепово поле, а каласевцы — Телепов удалкс. Теперь уж мало кто  знает, что называется оно так  по фамилии того, кто здесь когда-то богаче всех жил.

— Этот Телепов,  скорее всего, был русским, — считает житель села Манадыши-2 Павел Иванович Фролов, — я такой  фамилии в районе   ни в одном селе не встречал и, понятно, никогда  вживую не видел этого человека, но много наслышан о нем от родственников, когда-то из-за него пострадавших.  Телепов в начале прошлого века купил десять десятин леса, вырубил, продал, построил дом, амбары, завел большое хозяйство. У него  были сын Иван и тяжелобольная супруга. И еще при ее жизни привел он в дом другую жену — из Канаклейки, та пришла с  сыном Андреем, фамилия у него была Баюшкин.

— Мальчишки выросли, женились. Андрей взял жену из Каласева, и это была сестра моей бабушки — Мария Григорьевна Кондратьева, – так начал рассказывать удивительную и трагическую историю жизни своих родственников Павел Иванович.

Раскулачили первым

Наступили тридцатые годы, началась коллективизация. Вторая жена (мать Андрея) умерла в 50 лет. А он  с семьей, а у них тогда было уже двое детей — старшая дочка и пятилетний сын Лешка, так и жил в его доме,  как и родной сын с семьей. Идти им, скорее всего, было некуда, вот и батрачили на отчима.

— Не дай бог к возвращению Телепова из церкви не успеешь согреть самовар или вдруг он остынет, — как-то обмолвилась о житье том Мария Григорьевна.

Телепова раскулачили первым. Разбираться в том, почему у Андрея другая фамилия, никто не стал и вместе с женой и детьми записали на фамилию Телепова. Быстренько отвезли всех на станцию, посадили в теплушки, отправили в Сибирь.

Добирались до Красноярска больше месяца, там ссыльных стали распределять. На старого Телепова, якобы, посмотрели и говорят: «Ты зачем, дед, сюда приехал? Нам здесь  работники нужны, а ты поезжай-ка откуда прибыл». Об этом он сам так рассказывал, через несколько месяцев вновь появившись в родных местах. Посмотрел на свой раскуроченный хутор, где уже живого места не осталось, узнал, что одна  его давняя любовь из Трепаловки живет в Алатыре, поехал туда и поселился у нее. Со временем нашел общий язык с новой властью и не особо бедствовал до войны.

Выживание на чужбине

Семьи раскулаченных тогда привезли в поселок Елизаветино Североенисейского района. Вернее,  на Андрея Григорьевича надели наручники и приковали к телеге, на которую посадили жену и детей. С двух сторон — вооруженные представители НКВД верхом на лошадях. Была поздняя осень. Так пробирались  по тайге несколько дней. Росточка он малого, худой, голодный — столько дней в теплушке провели, стал падать от усталости. Между собой решали, то ли пристрелить, то ли пожалеть. Потом все же посадили в телегу.

Прибыли на место во вновь организованный совхоз. Руководил им директор по национальности еврей, его они вспоминали всегда как  хорошего человека. Дали комнату в бараке, выделили теплую одежду, постельные принадлежности – матрасы, ватные одеяла, наволочки и простыни, что особенно изумило  Марию Григорьевну: «Надо же, вот это ссылка, мы у Телепова на соломе спали, а тут такое невиданное богатство получили!».

Стали  работать в совхозе, он – конюхом, она — дояркой. Зарплату ссыльным не платили, только выдавали по 400 граммов хлеба. Трудно было в первую зиму.  Народу сюда согнали со всех концов страны, были и земляки из села Алово Атяшевского района. Вокруг поселка сплошные лагеря, заключенные в основном добывали золото.  С голоду умереть в тех краях мог только очень ленивый человек. Рядом могучий Енисей  — научились рыбу ловить,  за порогом тайга с грибами и ягодами — деревенские люди к труду привычные, ухитрялись в перерывах между работой  запасать сено, дрова, даже дети из тайги не вылезали.  Со временем  завели две коровы, чего в родных краях никогда не имели. Пусть хлеба почти не видели, но картошка, молоко, рыба, кедровые орехи, грибы кадушками.

Коровы паслись сами по себе в тайге, иногда там плутали и не приходили домой. Как-то подросший Алексей с матерью  их долго искали и наткнулись на озерцо. Енисей весной широко разливается, в такие бочажинки  попадает рыба, а потом они мелеют. Вот и это озерцо буквально кишело рыбой, а не подойти — завязнешь.

Мать сняла юбку, соорудили из нее подобие сачка, приладили к длинной палке. Начерпали рыбы сколько могли унести. Постарались запомнить дорогу, чуть не на каждом шагу делали на деревьях зарубки. Наутро Лешка побежал туда с мешком и сачком, целый день искал, не нашел озерцо. Вот такие дремучие были места. Однажды на поляне, красной от ягод, наткнулись на медведицу с медвежатами, бежали  без памяти.

На войну  Андрея Григорьевича не брали, так как он был ссыльным, Алексея призвали за несколько месяцев до ее окончания, на фронт попасть  не успел. В тех суровых северных краях у  Баюшкиных-Телеповых родились еще двое детей — сын Николай и дочка Соня, которая  умерла от ожогов в  годик с небольшим. Присматривать за ней некому, мать затопила подтопок и ушла искать корову, она подбежала близко к огню, вот платьице и загорелось.

Баюшкиных больше нет

Дядя Леша рассказывал, что до последних дней старик Телепов приходил  к ним в гости, каждый раз у него спрашивал: «Лешка, чью фамилию носишь? Неси за это сливянку».  Они с отцом выпивали и начинали вспоминать былое. Думал ли он когда о родном сыне, которого в тот трагический момент бросил?! Андрей Григорьевич предполагал, что там, в Красноярске, хитрый Телепов откупился, а с людьми договариваться он умел, были, видимо, у него с собой денежки, ведь не зря слыл первым богачом на всю округу. А освободить от ссылки в то время даже стариков могла только  смерть.

Какие-то подробности о личности Телепова мы попытались выяснить у старожила Каласева Елены Герасимовны Юдиной, которой 1 апреля будущего года исполнится 93 года. В ее памяти до сих пор живы рассказы о событиях давних лет. Вот уже шестой год она живет у дочери в поселке Лесозавод.

— Недавно по телевизору шел сериал про  раскулаченных, — говорит ее дочь Людмила Ильинична. —  Мама меня спрашивает, что смотрю, я сказала. «Да я тебе сама расскажу, как у нас в Каласеве у людей все до последнего отбирали, — говорит. Стала перечислять фамилии,  что у кого было, а дома их тут же сломали и увезли в Козловку.

— А почему туда? – спрашиваю.

— Так район-то Козловский был, лесов там нет, а тут такие добротные постройки. Вот партийцы для себя и перевезли.

 В том числе и дом Телепова, которого, как выяснилось, Елена Герасимовна однажды даже видела.

Где-то в начале шестидесятых приезжал в село родной внук Телепова – Кирилл с женой и сыном лет пятнадцати, высоченный и крепкий, как дед, представительный мужчина.

 — Было ему лет под пятьдесят. Сказал, что так и прижился на севере, работает инженером-электриком, рассказывал, как проводили ЛЭП Абакан — Тайшет по тайге, вот его я видел, умный был мужчина, — говорит Павел Иванович.

 Видимо, остались в детской памяти и в сердце навсегда дом с цветущей сиренью, пруд с зеркальной водой, где он был в детстве счастлив, раз потянуло на родину. Они гостили у неродных родных в Алатыре, ездили на Телеповское поле, где уже следов не осталось от былого. Где-то в северных краях, возможно, живут сейчас потомки Телепова, чья фамилия досталась не  только чужому роду, но и увековечена в названии болотистого поля у края соснового леса.

— Мария Григорьевна умерла рано, в шестьдесят лет, Андрей Григорьевич прожил 67, умер как раз при мне, когда я у них  жил, — рассказывает Павел Иванович. – Еще бы, столько пережить, у обоих сердце больше не выдержало.  Фамилии Баюшкин в их роду  не осталось,  сыновья и внуки стали Телеповыми. У Алексея было двое сыновей – Сергей и Валентин, который потом  жил в  Чебоксарах, был музыкантом. Дочь Ксения так и не выходила замуж. Дочку и сына Николая я видел только маленькими, где они теперь – не знаю. Вот так волею судьбы или злого рока чужая фамилия стала своей навсегда.

— Возле дома мамы в Каласеве до сих пор растет сирень с телеповской усадьбы, — сказала Людмила Ильинична. — Да и на Лесозаводе она вся еще оттуда.

Радует сердце цветеньем сирень, сто лет назад завезенная в наши края, в Хромом лесу шумят бесконечно сосны, еще не ставшие настоящим лесом. Время неумолимо ведет счет, такой  разный – для деревьев отмерены  века, для человеческой жизни всего лишь годы.   Да и те наспех сшиты суровыми нитками, в спешке кое-как скроены усталым мастером, что вот уже тысячелетия беспечно вершит судьбы людей.

Валентина КОНОВАЛОВА.